гл.страница легенды мистика старая Прага дома, улицы выставки Контакты

Прага - легенды и действительность

Непонятные святые

Пражский мост издавна считался самой интересной достопримечательностью чешской метрополии. В давние времена и для путешественников он был чудесным творением человеческих рук.

С каменного моста, тогда еще Юдитина, Ян Люксембургский приказал сбросить во Влтаву лекаря, который не смог сохранить ему зрение. Его внук, Вацлав IV, подобным образом поступил с двумя Янами. По Карлову мосту бежал из Праги «зимний король» Фридрих Фальцкий. Потом на мостовой башне висели жуткие отрубленные головы лидеров чешского восстания против Габсбургов. В конце Тридцатилетней войны мост стал местом боя пражан со шведами, а через два столетия в памятном 1648 году студенческая баррикада стояла в Староместской мостовой башне, превратившейся в мишень пальбы из пушек. Пожар Староместских мельниц озарил контуры старой постройки.

Прага. Карлов мост
Карлов мост
Прага. Бой на Карловом мосту в 1848 году
Бой на Карловом мосту в 1848 году

Это несколько драматических исторических воспоминаний, которые неразрывно связаны с представлением о мосте. Над могучими опорами еще не раз проходили бои, двигались взволнованные массы людей во время гуситских мятежей, в белогорский период, во время демонстраций против Габсбургов. Здесь шествовали коронационные и погребальные процессии, здесь народ ликовал во время национальных побед и скорбел во время поражений и катастроф. Здесь кипела жизнь, мост был самой оживленной артерией города.

За прошедшее время несколько раз его оживленное движение нарушали наводнения, которому поддавалась эта предположительно незыблемая кладка. Поэтому было так выразительно мрачное пророчество, что придет время, когда чех на пражском мосту станет большей редкостью, чем олень с золотыми рогами. В народном представлении характер моста стал символическим, указывающим судьбу народа.

Наводнение 1890 года на Карловом мосту
Наводнение 1890 года на Карловом мосту
Шимон Ломницкий на Карловом мосту
Шимон Ломницкий на Карловом мосту
Согласно легенде здесь после белогорской катастрофы просил милостыню поэт Шимон Ломницкий из Будеча как символ унижения чешского народа. В опоре моста спрятан меч Брунцвика, который оттуда, когда Чехам будет хуже всего, достанет св. Вацлав и разгромит им всех врагов.

Пражский мост занимает достойное место и в народных песнях. Самая популярная - о «розмарине на том пражском мосту», о солдатах, идущих в бой, которые «маршируют через Прагу, через мост на Малу Страну и из города через Уездские ворота», о проститутке, которая «на Карловом мосту вырвалась от них, перепрыгнула через перила и бросилась в воду». Писатели тоже приводили своих героев на пражский мост.

Период барокко внес в красоту и монументальность Праги. Над городом раскинулись купола барочных храмов с устремленными в неизвестность взволнованными лицами святых, создавая атмосферу стиля барокко. У строителей барочной Праги было достаточно и времени, и средств. Католики и магнаты обладали огромными суммами, полученными после Белогорской битвы от конфискации имущества восставших против императора.

Игнац из Лойолы
Игнац из Лойолы
Еще большее богатство было у монашеских орденов, особенно иезуитов. Ученики Лойолы были проницательными психологами не только в отношении отдельных людей, но и разных общественных групп и народных масс, а также обладали эстетическим вкусом.

Иосиф II
Иосиф II
Именно этих способностей катастрофически не хватало прогрессивному императору Иосифу II. Иезуиты не изобрели барокко, но смогли его умело использовать. Разнообразию и эмоциональности барокко император противопоставил строгую целесообразность, из которой развился государственный, или казарменный стиль. У зданий, представляющих идеологию Иосифа II, хотя были более высокие гуманитарные цели, (пражская клиническая больница) или государственное значение, но их внешний вид был отталкивающий.

Но и для иезуитов эстетическая ценность не была единственной целью. Красота, внесенная мастерами, усиливала действенность пропаганды. Было неважно, понимает ли человек символы декора храма. Достаточно, если лица, жесты, глаза, выражающие религиозный экстаз, приводили его в нужное душевное состояние. Прекрасно оформленное сочетание цветов, света и тени, музыка способствовали психологической подготовке, как индивидуальной, так и массовой. К понятным каждому символам относилось, например, бичевание, распятие, слава Христа, Дева Мария с маленьким Иисусом (мать и дитя). Барочная Прага добавила еще один символ - Пражский милостивый Езулатко - ребенок в виде милой статуэтки, который пробуждал у пражской аристократии и мещан любовь и нежность.

Турок на Карловом мосту в Праге
Турок на Карловом мосту
Наряду с этими доминирующими символами, понятными и однозначными, барокко собрало богатую галерею намекающих, многозначных символов. Послебелогорская Прага была богато заселена разными фигурами святых. Они были изображены на образах и в скульптурных группах в сценах из своей легендарной жизни. Это были не просто святые из деревенских костелов, которых каждый знал по их атрибутам, как св. Катержину по колесу, св. Флориана по ведру с водой, св. Роха по собачке с хлебом во рту.

Сколько из тех, кто шел по Карлову мосту, знал о св. Яне из Матье, понимал, почему у его ног олень с крестом на голове, а внизу ужасная турецкая тюрьма? Сколько их знало Винченце (Викентия) Феррера или прочитало латинскую надпись, скольких мертвых он воскресил, сколько евреев и сарацин привел к католической вере и сколько демонов укротил? Кто понял, куда направлен застывший взгляд умирающего Ксаверия в храме св. Микулаша?

Таких загадок было много в барочной Праге. Различные объяснения загадочных сцен и символов только усиливали эту фантастическую атмосферу, которой окружил Прагу император Рудольф со своими алхимиками и звездочетами, а также удивительными раввинами Пражского гетто.

Чем дальше от периода их возникновения, тем больше действительное содержание символов отдалялось от своего первоначального значения. Барочная Прага становилась городом непонятных святых, которые еще мощнее заговорили своей красотой и выразительностью, которую в них вложили известные и неизвестные мастера.

Убранство Карлова моста считали, и многие сейчас приписывают иезуитам, с самого начала руководствовавшимся определенной идеей. Это не совсем правильно. Галерея святых образовывалась здесь стихийно. Иезуиты не были первыми, они уже в конце подключились к ее оформлению.

Ян Непомуцкий на Карловом мосту. Фото Индржих Чех
Ян Непомуцкий на Карловом мосту
К самым первым скульптурам моста - Кресту и напротив него Пьете, о которых заботилась пражская община, в 17 веке был добавлен св. Ян Непомуцкий. Эту статую поставил его почитатель рыцарь Вуншвиц. Другой дворянин поставил на противоположной стороне статую св. Вацлава. Их примеру последовали следующие особы, которые на опорах моста выразили почтение другим покровителям Чехии или своим личным покровителям. К ним присоединились пражские монастыри и университетские факультеты.

И почти в завершении, когда акция уже набрала полную силу, присоединились иезуиты. Они как размещением, так и исполнением скульптурных групп своих святых смогли занять доминантное положение.

Когда мост уже был заселен святыми работы Брокоффа, просвещенный граф Франтишек Антонин Шпорк предложил поставить среди святых на мосту памятник императору Карлу IV. Скульптурную группу готовил скульптор Браун, не слишком отклоняясь от концепции набожного моста. Статую он посвятил св. Губерту, покровителю охотников и ордена охотников, основанного Шпорком. Однако главным лицом там должен быть император под балдахином у ног святого. Это бы нарушило концепцию моста не больше, чем жестокий турок в скульптурной группе тринитариев. Статую на мост поставить не позволили, и Шпорк установил ее около одного из своих замков поблизости Лисы-над-Лабем.

Во время, когда совещались о повторном размещении статуй на опорах, поврежденных наводнением, раздавались голоса, предлагавшие поставить выдающиеся фигуры чешской истории, таких как Жижка, Иржи из Подебрад и др. Патриотический антипод к барочному Карлову мосту был создан статуями Мысльбека на мосту Палацкого.

Карлов мост. Фото Индржих Чех
Карлов мост
При всем этом постепенном добавлении было видно, что эта каменная триумфальная процессия над Влтавой имеет какое-то значение как единый ансамбль. Это убранство моста было оформлено потомками и наследниками белогорских победителей и потом завершено орденом иезуитов. Напрашивается вывод, что эти святые выражали триумф католической церкви во главе с орденом иезуитов над чешской реформацией, а тем самым косвенно и над чешским народом. Так это понимали во второй половине 19 века в период национальной кампании против обновленного ордена иезуитов.

Бой против чешской ереси в начале 18 века, во время, когда стали появляться статуи, по сути, был уже завершен. По крайней мере, в самой Праге, а иезуиты были очень хорошими тактиками, и после трех столетий завоевания католической церкви не напоминали чехам об их мятежном прошлом. Иезуитам важнее было забыть о нем. Еще меньше они хотели будоражить чешский патриотизм. Они, наоборот, с помощью культа и увеличения количества местных святых использовали патриотические чувства для своих целей. И в этом они были намного лучшими психологами, чем Иосиф II.

Основная идея, намеренно вложенная иезуитами в убранство Карлова моста - это мировая экспансия католической церкви, в авангарде которой стоял орден Лойолы. Вместе с отважными мореплавателями в дальние страны отправлялись и иезуитские миссионеры, которые своей наукой помогали укреплению европейского колониализма. Воплощением и символом этой акции был второй святой ордена, соученик и друг Игнаца, св. Франтишек Ксаверский, который после великих миссий в Индии и Японии умер в Китае. Сцена умирающего святого в импровизированном стане в далекой стране, с экзальтированным взглядом, направленным в неизвестность, является типичным сюжетом иезуитской иконографии.

Клементинум
Клементинум. Костел Сальватора
К этой идее направлено убранство Карлова моста. У процессии святых здесь есть свое начало и свое окончание. Шествие отправляется из иезуитской коллегии в Клементинуме, благословленное святыми отцами с балюстрады Сальваторского костела, и направляется к возвышающемуся куполу малостранского Микулашского храма. Эти два объекта составляют с оформлением Карлова моста единый ансамбль.

Клементинум служил этой цели и практически. Отсюда отправлялись в дальний путь миссионеры, здесь под проницательным оком ордена обучались выдающиеся иностранцы, попадавшие таким путем в сферу влияния иезуитов.

В люнетах длинных коридоров Клементинума в ряде фресок изображены жизни обоих основателей ордена. В цикле св. Игнаца видим и его ученика Петра Канизиуса, который приходит в Прагу, чтобы основать здесь новую крепость ордена. Жизнь св. Ксаверия изображена как захватывающий приключенческий роман путешественника. Святого можно увидеть в разных краях и в Европе, на кораблях в бушующем море, в Индии, Монголии, заснеженной Японии (вероятно, художник страну хризантем перепутал с северной Лапландией), среди различных диких народов, с земными и морскими хищниками, с дьяволами и ангелами. На завершающей сцене он умирает в простой палатке, с направленным в неопределенность взглядом.

Также и покровитель изобилующего великолепием малостранского храма соответствует концепции этой ведущей идеи. Св. Микулаш не выступает в своей традиционной роли покровителя послушных мальчиков и непослушных девочек, а как патрон мореплавания и заморской торговли. На фресках мощного свода храма вокруг фигуры святого и других христианских символов вздуваются морские волны, корабли отправляются в дальнее плавание и возвращаются, груженые плодами далеких стран.

Прага. Костел св. Микулаша на Малой Стране в Праге
Костел св. Микулаша
Прага. Костел св. Микулаша на Малой Стране
Костел св. Микулаша на Малой Стране

В одной из боковых часовен опять экстатически умирает св. Ксавериус, а среди святых, массивные статуи которых возвышаются над храмовым пространством, есть несколько крещеных иезуитами японцев.

Идея мирового господства христианства, вместе с апофеозом его главного действующего лица - ордена иезуитов - на Карловом мосту наиболее выражена роскошными скульптурными группами, представляющими обоих основателей ордена, свв. Игнаца и Ксаверия, которые возносятся к небесам аллегорическими фигурами, представляющими все части света. Скульптурная группа этих святых ордена была помещена на опоре на самой середине реки. Своим положением она доминировала над всей процессией святых, и даже в некотором роде превосходила и соседнее Распятие.

С самого начала здесь проявлялось заметное стремление поместить в эту международную компанию и чешских покровителей. И с усилением чешского национального сознания эта тенденция усиливалась. В общество святых достойным образом был включен св. Вацлав в нескольких скульптурных группах. К сожалению, с художественной стороны он значительно уступал лучшим произведениям эпохи барокко. Нашли свое место на мосту и Кирилл и Мефодий.
Ян Непомуцкий на Карловом мосту
Ян Непомуцкий на Карловом мосту
Есть здесь и известный каждому, склоняющийся и к тем самым маленьким и самым простым, св. Ян Непомуцкий - единственный святой на мосту, который был понятен всем. К нему мог обратиться каждый селянин. Его человечность и понятность была настоящим шедевром иезуитской пропаганды. Они поставили его статуи на мостах не только в Чехии, но и в других странах, напоминая путникам, что у них везде есть защитник в его лице.

Эта всемирность была подчеркнута и при канонизации Яна в 1729 году. Торжественная процессия вошла в градчанский кафедральный собор через импровизированную триумфальную конструкцию. На одной из ее стен был изображен сюжет, как трое представителей частей света, в которые, вероятно, уже проник святоянский культ, с почтением приносят новому святому дары, как три короля Иисусу. Посол Китайской империи по имени Азия принес прелестную амбру, посол королевства Перу от лица Америки - чистейшее масло в посуде из золота, а делегат королевства Конго из Африки пришел с ярким попугаем, говорящим «Слава Яну!».

Распространенное мнение, что культ св. Яна - это дело иезуитов, чтобы стереть память о Яне Гусе, справедливо только частично. Иезуиты не придумали этого святого, формально не стояли во главе церемонии канонизации. История святоянского культа состоит из нескольких этапов.

Культ утопленного пражского каноника подтвержден еще в периоде до основания ордена иезуитов и связан, очевидно, с тенденцией, особенно актуальной во время жизни святого - чтобы поддержать борьбу церковной власти со светской. Культ поддерживался святовитским капитулом, и вокруг могилы утопленного каноника в храме начали образовываться предания, сначала носившие характер наивного фольклора. Например, рассказывали, что мученик не переносит, чтобы кто-нибудь наступал на его неогражденную могилу, а того, кто совершал это, в течение 24 часов наказывал общественным позором. Так, Богуслав Балбин сообщает, что служащий императорского двора Слуска был наказан тем, что у него взбесился конь, и он «»со смехом из Пражского града отправился пешком, и вынужден был вернуться в свой трактир с великим позором, удивив всех».

Еще хуже было одной девице, «которая самовольно посмела наступить на ту могилу. Когда она в толпе людей возвращалась домой через Пражский мост, поднялся сильный ветер, и вихрь поднял ее одежду с невыразимым для той девицы позором».

Еще ужаснее была наказана фрейлина супруги Фридриха Фальцкого, «Женщина упрямая, и католикам отвратительная». Видно, что эти первые чудеса по своему характеру соответствуют народным преданиям о поступках на пражском рынке колдуна Жито и в Германии - доктора Фауста, до того, как его облагородил гений Гете.

Первые распространители святоянского культа и из числа иезуитов все это рассказывали с наивной простотой, но после канонизации, на которой настаивали католические круги, эти недостойные чудеса уже не имели значения. Капитул оградил надгробную доску, обозначив культовое место, воодушевив его почитание.

Отсюда Ян Непомуцкий был сброшен в реку
На этом месте Ян Непомуцкий был сброшен в реку
Когда организацией католической пропаганды в Чехии занялся орден иезуитов, культ св. Яна обрел новый вид. Примитивные чудеса в ярмарочном стиле уступили место более достойным, важнейшим из которых было обнаружение нетленности языка при эксгумации в 1719 году, заверенной первой лекарской величиной, ректором Карлова университета, др. Франтишеком Левом из Эрсфельда. Легенда хорошо приспособлена для различных целей пропаганды. Новый святой некоторыми деталями напоминал Яна Гуса, почитание которого должен был заменить. Был тоже Ян, тоже из Южной Чехии, тоже преподаватель Карлова университета, так же исповедник королевы, супруги Вацлава IV. При этом легенда ничем не напоминает истории и действующие лица чешской реформации. Единственным связующим звеном был король Вацлав IV.

Наиболее выразительным средством пропаганды, которое было понятно и простому народу, был образ, в котором легенда изображала этого короля. Все злодеяния, скопившиеся вокруг короля-тирана, только подчеркивали славу его жертвы.

Однако участь остальных святых с течением времени менялась. Период барокко миновал, пришел умеренный век рационализма и просвещения. Вся жизнь в Праге внезапно обрела другой характер. В Вене после смерти Карла IV был изменен придворный церемониал. Испанский этикет уступил место более строгим формам в одежде, общении людей, в общественной и семейной жизни. Изменения при императорском дворе сразу отразились и в жизни аристократических дворцов, а оттуда распространились на дома зажиточных мещан. Одновременно расширялась борьба науки против экзальтированных фантазий барочной религиозности. Был упразднен орден иезуитов. На склоне столетия трон занял Иосиф II, типичный представитель просвещенного века.

Барочные святые сразу утратили атмосферу того времени, при котором они возникли, смысл и речь. Они стояли на мосту в своих позах, намекающих на внутреннее волнение и религиозный экстаз, но прохожие уже не разделяли эти чувства, им были непонятны экзальтированные жесты. И только страдальчески согбенный Ян Непомуцкий по-прежнему был близок своим простым почитателям.

В 19 веке, в период романтики религиозное содержание статуй не производит отпугивающего впечатления, как в просвещение, потому что приобретает новый смысл. В статуях на мосту уже видят не борцов за господство церкви, а людей, которые боевыми и страдальческими жестами экстатически следуют за идеей, которая их куда-то ведет. Будь то к Богу и церкви или чему-то другому; главное - это восхитительное желание чего-то далекого, возможно, нереального, которое дает человеку сверхчеловеческую силу боя и страданий. В этом смысле в барочных статуях увидеть изображение своих чаяний мог и христианин, и социалист-утопист. Так статуи снова обрели речь, но уже не ту, ради которой они были созданы.

Если святые Брауна и Брокофа на опорах моста страстно живут в своей легенде, то их более новые, псевдоготические коллеги холодно стоят в застывших позах, как воины в шеренге. Отношение пражан к мосту имело личный оттенок, святые на мосту оставались их добрыми друзьями. Но были персонажи, которые попали на мост среди святых, как Пилат - страшный турок и доблестный Брунцвик.

Так, во время, когда события с Турцией приковывали внимание мировой общественности, пражане за кружкой пива «У Флека» или «У Томаша» пели монолог Турка с Каменного моста. Мост врос в пражскую жизнь, стал неотделим от нее. Пражанин воспринимал мост как фон своей жизни, к которому он привык. Это как привязанность чувств к кому-то знакомому и дорогому, которая взорвется в момент, когда неожиданно появляются опасения потерять старого доброго друга.

Наводнение 1890-го года
Наводнение 1890-го года
Такой момент в истории Карлова моста наступил в роковую сентябрьскую ночь 1890 года, когда наводнение снесло часть памятной постройки Карла IV, которая внезапно превратилась в руины. «Не считая пожара Национального театра, не было в Праге события, которое бы так поразило, как разрушение Карлова моста»,- писали в то время газеты. То, что чувствовали пражане, а сними и весь народ, выразили писатели и поэты.

Сватоплук Чех написал: «Это было зрелище, которое не забудет никто из потрясенных зрителей. Стоим на раскачивающемся цепном мосту, внизу с ужасающим гудом проносятся огромные потоки воды, с затянутого тучами неба непрерывно льет дождь. Серое, печальное, зловещее настроение окутало все вокруг, страх застыл на лицах оцепеневшей толпы. А там, перед нами, на той каменной ленте, полтысячелетия соединявшей сердце страны с Пражским градом чешских королей, зияет широкая страшная пробоина, в которой, бешено торжествуя, бушует река. Две арки исчезли в ней, обломки опоры жалко выглядывают из вспененных волн. Этот вид потряс каждое чешское сердце.

Трудно поверить в эту утрату. Трудно представить нашу стобашенную мать городов без этого старинного украшения. Ведь ничто так не срослось с представлением о Праге, как этот знаменитый памятник. И в самом отдаленном доме на чешской земле, где Прага возносится как неясный туманный золотой сон, хорошо знают ее старый каменный мост, построенный из нерушимых камней и волшебного раствора на вечные времена».
Karel Krejčí

гл.страница легенды мистика старая Прага дома, улицы выставки Контакты